Велислава проводит меня в знакомую комнату деревенского стиля. С щелчком выключателя всё заливает тёплый электрический свет. Велислава сжимает моё лицо ладонями и, разглядывая лоб, бормочет себе под нос:

— Хорошо, очень хорошо, что следующий этап инициации ты сама прошла, со скалы сбрасывать не придётся.

— Что?! — Отшатнувшись, приваливаюсь к двери.

— Не бойся, говорю же, не придётся. Просто для этого этапа инициации нужны сильные эмоции, а у наших девочек жизнь спокойная, приходится их со скалы скидывать. Ты не думай, — Велислава улыбается, — их в Сумеречном мире ждёт мягкое приземление, а если сами не переместятся, князь страхует. А в общем, всё хорошо, что хорошо кончается. Прокладки и сменная одежда там. — Небрежный жест в сторону сундука.

Прокладки… а ведь точно, у меня скоро эти дни. Понятно, почему отложили свидания. Но так публично обсуждать это… Щёки заливает румянцем.

— Отдыхай. Душ и туалет в конце коридора. Ужин через три часа. Перекусить можно на кухне.

Велислава отодвигает меня от двери. Сдёрнув с себя амулет, протягиваю его на дрожащей руке. Велиславу перекашивает.

— Верните это Амату.

Амулет раскачивается, точно маятник. Страшная вещь, хоть и полезная. Внутри всё трепещет, в ушах отдаётся напряжённый голос Лутгарда: «Я не знаю, что на меня нашло, это было… как затмение. Неудача за неудачей, просто сумасшедшее невезение…» Он мог бы не узнать о Сергее и не убить его, если бы амулет не вёл моего врага к поражению.

— Хорошо. — Велислава двумя пальцами подхватывает верёвочку и, держа амулет на вытянутой руке, покидает комнату.

Становится легче дышать. Подойдя к кровати, валюсь на неё. Она мягкая-мягкая, будто обнимает меня. Зарывшись лицом в подушку, вдыхаю чистый деревенский запах трав. В темноте закрытых глаз кровь, нарушая законы физики, снова и снова течёт к алой голодной луне.

На что рассчитывал Лутгард? Что я спокойно дам себя похитить, а потом ноги безропотно раздвину? Он что, совсем сумасшедший?

Сумасшедший — это всё объясняет. Только безумием можно назвать его месть мне за то, что кто-то посмеялся над его неудачей.

Нет, это даже под маркировкой безумия в голове не укладывается. Зачем ему, мёртвому, такая честь? Разве не большее бесчестие княжеский суд и казнь, которые, он знал, ждали его при поражении? Не понимаю, совершенно не понимаю, как не понимала засилья дуэлей в прошлом, когда пристреливали за косой взгляд или неосторожное слово. В чём смысл? Не понимаю!

Наверное, поэтому Лутгарда было тяжело поймать: мотив слишком странный. Ариан и я искали выгодную причину убивать, а просто месть за удар, за насмешки других оборотней… Как же у мужчин всё бывает сложно!

И где Ариан?

Повернувшись на спину, пытаюсь сосредоточиться на нём, но меня одолевают тяжёлые мысли о Лутгарде. Можно ли было избежать случившегося? Или всё к лучшему? Лада и Денис убиты, но дар лунной жрицы сохранился в этом мире, Сергей умер, но его соседи получат новые дома, а ведь старые были пожароопасными, и без жертв обошлось только благодаря моим женихам. Да и мог ли Лутгард нормально управлять стаей с такими… комплексами?

Это слабость, но хочу верить, что всё страшное нужно было для чего-то лучшего и светлого. Возможно, то, что Пьер вошёл в огонь, пойдёт ему на пользу? Может, в стае Лутгарда изменятся порядки, и оборотням станет легче жить? Возможно, жрица нужнее не его стае, а другой?

Стук в дверь прерывает бесконечно повторяющиеся мысли.

— Пора ужинать, — предупреждает Велислава.

Как много времени прошло!

— Где Ариан? — Украдкой вытираю набежавшие слёзы.

— Князь в стае Лутгарда свидетельствует выбор и принятие власти нового вожака. — Велислава внимательно смотрит на меня.

— А скоро вернётся?

Электрический свет скрадывает морщинки вокруг её глаз, но вертикальную складочку между бровей и скорбные тени в углах губ выделает резче.

— Ты теперь в безопасности, а у князя своих дел полно, у него нет причин возвращаться сюда в ближайшие дни.

Глава 36

Столовая в доме жриц выдержана в старорусском стиле, тарелки расписаны под хохлому, и на фоне них обычные вилки, ложки и ножи смотрятся чужеродно. Но колбаски с рисом вкусные.

На ужине проясняется, из-за чего Лутгард опасался долгого ожидания новой жрицы: самой старшей от силы пятнадцать, а младшей из одиннадцати не исполнилось девяти. Девочки, робко поглядывая на сидящую во главе стола Велиславу, вздыхают, не смея задавать мне вопросы. А вопросы, судя по личикам, есть и много.

Велислава так мрачна, что и я не решаюсь спрашивать об Ариане, случайно пройденном этапе инициации и о рыке, на который перешла во время пожара. Тогда со мной творилось что-то странное, но лучше узнаю у Ариана… если он вернётся. Конечно, вернётся! Нельзя даже думать иначе, он меня облизать после поимки убийцы собирался всю целиком.

Ковыряясь в золотистом рисе и распотрошённой колбаске, постоянно ощущаю на себе тяжёлый взгляд Велиславы, словно и она хочет что-то спросить, но не решается или не позволяет себе это сделать.

Утомлённые невысказанными словами, мы расходимся, а в залитой лунным светом комнате я понимаю, что началось то самое, из-за чего отложены свидания.

Что ж, похоже, лучше лечь спать. Утро вечера должно быть мудренее.

Влажный язык скользит по плечу снова и снова, пробирается до ключицы, снова к плечу и на лопатку, щекотно проскальзывает в щель между рукой и боком… Он что, о вылизывании меня целиком не шутил?!

— Ариан? — Распахиваю глаза, но в кромешной тьме ничего не видно.

— А ты ждала кого-то другого? — урчит на ухо волк, тыкается влажным носом.

— Да, деда Мороза я ждала, а вдруг являешься ты.

— Я-то лучше. — Ариан проходится языком по шее и уже человеческим телом прижимается к спине, скользит ладонью по бедру, животу и по-хозяйски устраивает ладонь на груди.

— Ариан!

— Ты обещала дать себя облизать всю-всю… — Он лижет шею.

— Я пошутила.

— Коварная… Как ты себя чувствуешь? — Устало-сочувственный тон не сочетается с дерзкими движениями пальцев на груди.

— Мог бы предупредить, что ждёт на вашем суде. — Повожу бёдрами, пытаясь понять, пора бежать в туалет или можно сначала тактично спровадить Ариана.

— Нашем, Тамара, нашем: теперь ты одна из нас.

Горячая ладонь, надавливая, скользит по груди. Обоняние у него, что ли, отбило? Не чует, что мне сейчас не до этого?

Перехватываю его ладонь.

— Ариан, скажи мне, пожалуйста, что со мной было?

— В какой именно момент? — Щекотное дыхание в ухо, всего один поворот запястьем — и его освободившаяся рука оглаживает грудь и перебирается на шею, пальцы скользят по шее, подбородку, губам.

— Во время пожара я рычала…

— Мм… — Он целует за ухом.

— Ариан, я серьёзно! Я зарычала, как волчица.

— Ну ты же волчица… — по плечу скользит человеческий язык.

— Ариан, ты рехнулся? Я человек. Человеческая женщина, о чём неоднократно говорилось даже на суде. С какой радости я рычала?

— Наверное, хотелось… — Он опять пробирается к груди.

— Да, хотелось, но я человек, мы не рычим.

— Пф… — Ариан скользит носом по шее, прикусывает мочку уха. Опять перехватываю руку Ариана, сжимаю, и он снисходит до ответа. — Нравится тебе или нет, но у тебя сущность волчицы. Здесь она усиливается. Помогает оценивать происходящее с точки зрения оборотня, вести себя соответствующе… — Зубы скользят по моей напряжённой шее. — Рычать, кусаться, веселиться, отбрасывая установки, вложенные Сумеречным миром. Человеческая анатомия позволяет издавать свойственные нам звуки. Чтобы стать одной из нас, необязательно изменяться физически, важно лишь соответствовать душевно.

— То есть душевно я превращаюсь… в волчицу? В другое существо?

— Лишь отпускаешь на волю свою с детства запертую волчицу. — Тёплые пальцы пробираются под сорочку, скользят по груди. — Не бойся, это всё равно, что найти себя после долгого забвения. И это всё равно будешь ты…