— Я всё проверил, — почти рычит Ксант.

— Не испытывай моё терпение. Мне сейчас хочется убивать.

— Брось, ты всегда был здравомыслящим. — Дёрнув головой, Ксант застывает, явно глядя на меня.

— Всё, уходи. — Ариан толкает его в плечо.

Ксант отступает, усмехается. И, развернувшись, направляется к своему автомобилю. Уже с водительского сидения, высунувшись в окно, добавляет:

— Ты только женихов не покусай, а то обраткой жахнет. Да и неудобно получится.

— Занимайся своим делом.

— Не волнуйся, вытрясу из этого чижика всю подноготную. Ты звони периодически.

Ариан кивает. Взревев мотором, автомобиль его двоюродного брата резко сдаёт назад, разворачивается и уносится по грунтовой дороге.

После света фар ночь кажется ослепительно тёмной, подошедшего Ариана различаю лишь смутным силуэтом.

— Ты как? — совсем другим, чем с Ксантом, мягким голосом спрашивает он. — Сильно испугалась?

— Терпимо. — Усмехаюсь, взлохмачиваю свои растрёпанные волосы. — Такое чувство, что связалась с бандитским авторитетом: ночные разборки, снайперы. Готова поспорить, Ксант того «чижика» в багажнике увёз.

— Ну да, не пачкать же салон.

Мы умолкаем. Мысли так сумбурны, что не могу выделить ни одной конкретной: какие-то обрывки, больше эмоции, чем выводы разума.

Шире открыв заднюю дверь, Ариан присаживается на корточки.

— Специфика государственного строя, — тихо произносит он, и его голос утопает в стрекоте оживившихся кузнечиков.

— В смысле?

— Разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную происходит при разрастании государства и необходимости контроля над главой государства. Но князья и так под контролем, а наше сообщество не настолько велико, чтобы растить управленческий аппарат, поэтому я обладаю всей полнотой власти, и порой приходится самому ловить, судить и карать.

— Божественное вмешательство — единственный способ избежать засилья бюрократии.

Серьёзное лицо Ариана озаряет улыбка. Он похлопывает меня по руке.

— Ну что, возвращаемся? — Его пальцы скользят по ладони, охватывая её, перебираясь на запястье.

Чуть приподнимаю руку, позволяя нашим пальцам переплестись. Весь страх перед кровавой расправой, перед убийцей — всё смывается с меня волной щемящей нежности. Зачарованно глядя в тёмные глаза Ариана, я выбираюсь из автомобиля. Подступаю, прижимаюсь к груди, ещё пахнущей чужой кровью.

— Ты точно не ранен? — шепчу я.

— Пули я отвёл своей силой. — Обняв меня за талию, Ариан захлопывает дверцу автомобиля, тянет меня к тому месту, где в Лунном мире располагается наша спальня. — А вот если взять метафизический смысл вопроса, то могу с уверенностью сказать, что я ранен.

— Метафизически?

— Да. В самое сердце.

Туман слизывает на с лица Сумеречного мира, чтобы выплюнуть в Лунном. Серебристая комната всё так же хороша, рельефные волки понизу волнистой стены бегут за рельефными оленями. В неярком свете диодов разглядываю Ариана: цел, только на простыне следы крови.

Он смотрит в сторону. Прослеживаю за его взглядом: в стене темнеет дырка.

— Это от первой пули, — глухо произносит Ариан. — Я едва успел её перекинуть.

Мурашки пробегают по телу. Заглядываю в лицо Ариана.

— И как мы объясним это Амату?

— Да им сейчас не до интерьера, а как родится ребёнок, начнётся пир.

— Слушай, а почему они не спешат меня очаровать?

— Догадываются, что их традиции ухаживания придутся тебе не по вкусу. Думаю, Амат готовит какое-нибудь выгодное предложение.

— А что у них за традиции?

— Кратко говоря: дубиной по голове и в нору.

— Аа… Пожалуй, хорошо, что они такие догадливые.

— Очень хорошо. Я пойду вымоюсь. — Ариан неохотно убирает руку с моей талии. — А ты… Лучше не выходи из комнаты.

Он отодвигает меня в сторону, одним резким движением переворачивает кровать на торец, проталкивает её по гладкому полу до двери в коридор и приваливает створку.

— Вот так мне будет спокойнее. — Ариан направляется к двери в личную ванную.

А мне, похоже, придётся ждать его на диванчике. Но зато дверь закрыта.

Вспоминают о нас только ближе к ужину. Барабанной дробью разносятся по комнате удары в дверь.

— Жрица! Воин! На пир! Все на пир! Сын! У вожака родился сын!

Ариан, вскочивший от резкого звука и рефлекторно увеличившийся в размерах, снова уменьшается и, зевая, возвращает шкуре серый цвет.

— Сейчас будем, — рявкает он в ответ на очередной громогласный стук и вновь зевает.

— Они что, всё время пируют? — Не закончив пазл, откладываю телефон Ариана на подушку.

— Не всё время, но часто. Они ещё до революции хорошо вложились в акции иностранных заводов, перед мировыми войнами удачно прикупили золото, которое спрятали в Лунном мире, а отец Амата был любителем фантастики, поэтому вкладывался в акции инновационных предприятий, и с Майкрософтом, Эппэлом, Гуглом и Сони Технолоджи ему повезло. Так что они могут позволить себе пировать.

— Если они такие состоятельные, зачем им ещё одна жрица?

Снова зевнув, вытянувшись поперёк кровати, Ариан покачивает хвостом из стороны в сторону:

— Для большей подвижности при срочных сделках. На всякий случай. Для престижа. Чтобы утереть нос Златомиру.

— То-то я смотрю, парни не особо напрягаются ухаживаниями.

— Орой и Улай ещё слишком молоды для таких серьёзных свершений, Дьаар слишком скромен, у него вообще с женщинами не складывается, несмотря на высокий статус. Амат, хотя и любит пиры, эпатажную одежду и склонен к мистике, слишком деловой, чтобы пойти по пути честного завоевания девичьего сердца. Ну и их традиции к ухаживаниям человеческого типа не располагают. Готов поспорить, он деньги предложит.

Подняв взгляд к потолку, обдумываю ситуацию: мне готовы заплатить за согласие на брак. Сколько мама говорила, сколько модные девчонки что в школе, что в институте пророчили одиночество и сорок кошек в придачу, про заявления Михаила вообще тошно вспоминать, а сейчас за мою руку и сердце готовы платить. Если бы ездила на встречи выпускников, можно было бы почти похвастаться таким нечаянным достижением. Ну или свозить Ариана показать, чтобы осознали всю степень своей неправоты…

— Как думаешь, сколько предложат? — опускаю взгляд с потолка на Ариана.

Он вскидывает кустики бровей.

— Просто интересно, — улыбаюсь я.

— От пяти миллионов рублей, думаю. Всё же у них женщины не слишком ценятся.

Для меня и пять миллионов сумма за гранью, хотя для выкупа всей моей последующей жизни это, пожалуй, маловато.

Ариан смотрит очень внимательно, и такое чувство, что хочет сказать «я могу дать больше пяти миллионов».

— Это просто любопытство. — Треплю серую макушку, пробегаюсь пальцами по бархатной шерстке носа. — Мне никогда столько не предлагали. Странно немного. И впечатляет. Самооценку повышает немного, хотя по факту подобное предложение не назвала бы пристойным.

Распахнув розовую пасть, Ариан зевает, будто невзначай проходится языком по кончикам моих пальцев и поднимается:

— Пир надо посетить. Хоть и от младшей жены, но всё же сын.

Наконец я обращаю внимание на приставку «младшая», уточняю:

— У него несколько жён?

— Три. Дети делятся на детей первой, второй и третей — младшей — крови, их статус определяется старшинством матерей.

Всё меньше и меньше эта стая нравится. Ариан снова зевает.

— Ты хоть выспался? — Зеваю в ответ.

— Не совсем. — Ариан спрыгивает с кровати. — Но идти надо. Погоди минутку, я сейчас.

Схватив зубами телефон, он исчезает во всплеске тумана, а я поднимаюсь с кровати, потягиваюсь. Оглядываю свой мятый подол: да, в таком виде только и пировать на виду у всей стаи.

— Угораздило же связаться с ревнивцем. — Продолжая потягиваться, отправляюсь в ванную.

Успеваю умыться и начинаю расчёсываться, когда краем глаза замечаю движение: Ариан во всей нагой красе прислоняется к дверному косяку. Невольно вспоминаю про «неэстетичное», и меня снова разбирает смех. Да, среди людей такого мужчину не найдёшь. А может, даже и среди оборотней. Сердце заполняет нежность. Я так увлечена этим тёплым ощущением, что не сразу замечаю в руках Ариана серебристое полотно.