Еда на моей тарелке почти не тронута, но мне уже хочется скорее завершить звериный пир. Нет, я понимаю: они показывают себя такими, какие есть, чтобы потом претензий не возникло, но могли бы помягче в свои традиции вводить.

— Вижу, вы закончили, Тома, — мягко произносит Ламонт. — Возможно, предпочтёте прогуляться?

На мгновение все застывают, глядя на него, но тут же продолжают есть.

— И я тоже прогуляюсь, — сообщает Катя.

Её жених с явной неохотой отрывается от миски и басит:

— С превеликим удовольствием.

В том, что Ариан пойдёт с нами, сомнений нет. У чавкающего громадины Свэла возражений не находится, так что мы впятером покидаем круглый стол.

— Ну и как они тебе? — Ариан, позёвывая, вытягивается на сшитой из заячьих шкур подстилке на полу возле стены.

Мне шкур выделили побольше, но они тоже на полу, серебрятся в лунном свете, падающем сквозь крышу. Стая жутко экономная: ни кроватей, ни диванов. И освещение дополнительное почти нигде не установлено, все предпочитают просто сделать крышу прозрачной. И кажется, никому даже в голову не приходит обеспокоиться тем, что сверху легко заглянуть внутрь. Такое чувство, что находишься под колпаком в лаборатории, а сверху направлен микроскоп.

— Нормальные, — ворчу я, укладывая шкуры поуютнее.

Наверное потому, что любой может заглянуть, Ариан и не пытается перебраться на мои шкуры. Его серая шерсть почти сливается с заячьим мехом, и волчару заметно только по блеску глаз.

— Только и всего? — урчит Ариан.

Застываю, обдумывая его вопрос.

— Ламонт мне понравился.

Он действительно милый. Более живой, чем его семья. Чуткий: спас меня от страшного обеда. Без него я запуталась бы в кривых улочках городка и удивительно похожих домах. Он вывел меня на берег. Река отражала лунный свет так ярко, как никогда не бывает на Земле, словно свет источала сама вода, выплёскивала рябью и волнами.

И смотрел на меня Ламонт с неприкрытым восхищением. Сказал, я создана для Лунного мира, ведь лунное сияние делает меня похожей на фею, подчёркивает совершенство черт лица. И ещё много приятностей, ничуть не испорченных фырканьем Ариана и его попытками вернуть нас в город. Ламонт с потрясающим равнодушием пропускал мимо ушей его недовольство, покатал нас на лодке, показал луга и овечек, белыми облачками бредущих по тёмным душистым травам.

С ненавязчивой предупредительностью Ламонт отправил волчонка с просьбой приготовить нам ужин на вынос. Но вместе с корзинкой еды явилась Катя, и очарование было нарушено её щебетом. Ламонт спокойно выслушал все её шпильки по поводу их общестайной тормознутости и бесчувственности, и даже восхваления стаи Тэмира, в которой за женщинами признавалось больше прав, он выслушивал лишь с лёгкой улыбкой, дико раздражавшей Катю. «Вот все они такие! — Она взмахнула рукой. — Ледышки!» На что Ламонт улыбнулся шире, наклонился к ней и утробно предупредил: «Это только так кажется, малышка. Мы можем быть очень горячими, если задеть за живое». И так оскалился, что она отшатнулась, а он выпрямился и рассмеялся: «Трусишка». Катя хотела швырнуть в него булкой, но не стала. А несколько минут спустя к нам присоединился её запыхавшийся жених, и прогулка утратила последнюю непринуждённость.

Но все эти впечатления трудно сформировать. И «нормальные», пожалуй, самая близкая характеристика к тому, как я их оценила. Потому что стая в целом — не очень из-за их высокомерной холодности, а Ламонт — тёплый, приятный, и он мне тоже понравился, хотя отчуждённой манерой похож на Ариана. Или именно потому, что похож на Ариана? Надо признать, меня просто тянет на мужчин с ноткой холодности в обращении. Но только когда это лишь нотка, и я понимаю их чувства.

Дверь приоткрывается. Заглядывающая Катя смотрит на Ариана, поцокивает языком. Шёпотом тянет:

— Вооин, эээй…

Распластавшийся на шкуре Ариан мерно дышит. То есть я тут потенциального жениха похвалила, а он дрыхнет?

Катя расплывается в улыбке, шире открывает дверь, и в комнату влетает беловатый волк. С него сыплется порошок. Да это же волк другого цвета, просто присыпался чем-то, а в пасти — коробка. Секунда — и передо мной стоит обвалянный в муке Вася с коробкой ожерелья в зубах. Выплёвывает её на руки и восторженно произносит:

— Привет.

Хорошо, что я ещё в платье. Ариан даже ухом не ведёт. Делаю несколько шагов к нему, но Катя мотает головой:

— Не дёргай его, пусть спит.

Изумлённо смотрю на неё, попутно вытаскивая одну из шкур моей ложи.

— Я ему снотворное в молоко подлила, — гордо сообщает Катя.

— Гнева князя не боишься? — Швыряю шкуру в Васю, чтобы прикрылся.

Он роняет коробку, подхватывает её, снова суёт в зубы и пытается обвязать шкуру вокруг бёдер. С него так и сыплется мука. А Катя разъясняет коварный план:

— Молоко было с кухни стаи. Я не виновата, что они так плохо приглядывают за жрицей, что её лунного воина усыпляют, а к ней самой пробираются посторонние.

И взгляд такой хитрый-хитрый. Что-то не завидую я её официальному жениху.

— А я ожерелье достал. — Вася протягивает обслюнявленную коробочку.

Это уже становится традицией, но ожерелье с опалами не роза, его я «ронять» не собираюсь. Осторожно открываю коробку. В лунном свете опалы сияют загадочно и романтично. Вася краснеет. Машет хвостом, и шкура с его бёдер падает.

Теперь уже краснею я.

— Ой, прости. — Вася наклоняется, демонстрируя холмики упругих ягодиц, и выпрямляется, прикрываясь шкурой. — Жаль, не прогуляешься с тобой, у Свэловцев природа вокруг красивая очень. И мясцо они вялят очень и очень отменное. Ну, для звериной формы. Они его обрабатывают, так что шанс подхватить паразитов почти ничтожный.

Полусырое мясцо, паразиты, романтика!

Коробочка с опалами приятно тяготит руки, и я не выдерживаю соблазна, вынимаю за цепочку гроздь мерцающих камней. Сердце обмирает.

— Давай помогу, — шепчет Вася.

Совсем как в прошлый раз я поворачиваюсь, и опять моя шея спрятана за высоким воротником. Поднимаю волосы, чтобы не мешались. Вася возится с застёжкой, прикасается к спине пальцами.

— Да что ты возишься, криворукий. — Катя толкает его в бок. — Давай я.

— Но…

Ещё один тычок в бок, и Вася послушно передаёт кончики цепочки в её руки. Катя защёлкивает замок за секунду.

Я вдыхаю, приноравливаясь к ощущению тяжести на груди. Глажу камни и обвившие их нити металла.

— Ладно, присаживайся и рассказывай. — Первая сажусь на шкуру. — Как ты достал ожерелье?

— Так князь такое устроил, что мы всё дно перерыли, — морщится Вася. — Нашли столько всего, утопленников даже.

Нет, с романтикой у Васи определённо туго: пробраться на чужую территорию, застать девушку почти одну, всю в лунном свете — и болтать о таком.

Он хватает отброшенную на шкуру коробочку и начинает вертеть в руках, открывать и закрывать.

— Ну и отец, конечно, лютовал, — продолжает Вася. — Заставил каждую сваю проверить. А их ведь тысячи! Так что я был занят очень. Да и у Златомира до тебя не добраться, там охрана о-го-го. — Он взлохмачивает волосы. Глаза мерцают, в лунном свете зубы будто светятся. — Да и тут я уж боялся, что не разберусь в этом белом муравейнике, но Кати так удачно удирала от жениха…

— Вы встретились перед тем, как ты нашла нас с Ламонтом? — перевожу взгляд на ухмыляющуюся Катю.

Она кивает. А я вот думаю: она согласилась провести ко мне постороннего. При этом усыпить охранника. А если бы на месте Васи был убийца?

Конечно, Катя не знает о моей проблеме, но предыдущую жрицу убили, а это значит, что я тоже могу быть в опасности. Хочется постучать ей по голове, но как это сделать так, чтобы не выдать нашу с Арианом ловлю убийцы на живца?

— Это Кати придумала меня мукой обсыпать. — Вася выпячивает грудь. Коробочка в его руках жалобно щёлкает и разламывается пополам. — Ой.

У него очаровательно виноватый вид.

— Да ладно. — Снова касаюсь опалов. — Самое ценное ты мне уже отдал.